– Я все теперь знаю, но не привык и никогда не привыкну… Счастье мое, да я даже еще не верю!
– А я верю. Я быстро привыкаю к хорошему. А вопросы все равно буду задавать.
– Сначала я схожу за тортом. Тер заказал Дише еще утром, как только вы пришли… Потом задавай сколько хочешь.
– Торт? – Я на минуту задумалась. Это было бы здорово – я, он и торт, но выпускать из рук любимого мужчину не хотелось совершенно.
– Солнце мое, – засмеялся он счастливо, стискивая меня еще крепче, – смотреть со стороны, когда ты вот так задумываешься, мне всегда было очень интересно, но теперь, когда я чувствую твои сомнения, это просто восхитительно.
– Черт… Я не поторопилась с выбором открытости? – смутилась я притворно, но вдруг вспомнила про напарника и всполошилась: – А что, Тер все чувствует так же, как мы?
– Ничего он не чувствует, кроме общего настроения. На прослушивание эмоций такого рода в доверии напарников или учеников ставится щит.
– Ну ему и того, что он почувствовал, должно было хватить, – хихикнула я, – хотя не думаю, что он огорчился. Но делиться своим счастьем с общественностью я пока не готова.
– Я никого сюда не пущу, – пообещал Дэс и нехотя поднялся с постели. – Вернусь через минуту.
Но вернулся он раньше, смущенный и сияющий. С огромной корзиной с цветами и не менее огромной – с едой, причем сверху красовалась серебряная крышка от блюда с тортом.
– На подоконнике стояло… Я накрою стол?
– Ладно, – согласилась я и ринулась одеваться. Это был наш первый совместный праздничный обед, и я желала выглядеть так, чтобы потом было что вспомнить.
Новый шкаф, до которого у меня раньше не дошли руки, был просто забит одеждой, но у меня не было никакого желания в такой момент копаться в тряпках. Просто выбрала цвет, который всегда мне шел, и ткань, которая подходила к случаю, прихватила туфельки и на несколько минут оккупировала ванную. А что там дольше делать, если за дверью ждет торт и, главное, любимый мужчина.
Мужчина оказался на высоте – в комнате порядок, стол накрыт, а сам в свежей белоснежной рубашке… и цветок в руке. Я даже замерла от восхищения.
Очень редко видела, чтобы кому-то так шел белый цвет. Просто необычайно шел, и темные волосы, рассыпавшиеся по воротнику, только усиливали контраст. А потом утонула в сиянии карих глазах и постепенно осознала, что большая часть бушующего в душе восхищения – не моя. И смутилась… Да что такого особого в моем облике, чтобы смотреть вот так? Платье темно-зеленое, матового шелка, с глубоким углом выреза и струящимися рукавами и юбкой, волосы я просто заплела в косу и уложила повыше, из украшений все тот же медальон ковена…
– Солнышко мое! – Он мгновенно очутился рядом, подхватил на руки, закружил и бережно усадил на диван перед накрытым столом. – Ты главное украшение любого платья! И мыслей я не читаю – это невозможно, я говорил. Но когда так полно ощущаешь эмоции, понять ход мыслей несложно. И это так прекрасно! Знаешь, я ведь всегда сам очень боялся полной открытости, иногда и меньшая, четвертая ступень тяжелее камня. Но все потом… Сначала мы будем кушать и пить вино, Тер положил бутылку редчайшего сорта риайнского. Ты еще не была на южном склоне, там у ковена большой виноградник, и я его тебе покажу.
Я мельком вспомнила, что мне пока никуда нельзя выходить, и тайком вздохнула, но крепкие руки тут же обняли за плечи и прижали к себе.
– Это ненадолго, мы все думаем, как решить эту проблему. Давай сегодня не вспоминать?
И я согласно кивнула. Не стоят всякие гады того, чтобы я о них думала в такой день.
– Еще кусочек? – Улыбаясь, как библейский змей, Дэс поднес ложечку с тортом к моим губам, и хотя я уже просто объелась, отказаться не могла, покорно слизнула лакомство.
И, уже проглотив, вдруг вспомнила… и уставилась на него мстительно-недоверчиво.
– А кто-то же вроде не любит толстых? Мне не придется потом полпальца убирать… там?
И покосилась на ту часть тела, которую так по-хозяйски обнимала его вторая рука.
Дэс отложил ложку, притиснул меня крепче, развернув к себе лицом, осторожно поцеловал и хрипловато прошептал, глядя прямо в глаза:
– А что еще можно было сказать, если просто до звона в ушах хочется прикоснуться и знаешь, что скорее всего больше никогда в жизни такого случая не представится?
– Дэс… – Минуты три мне было не до вопросов, потом я осторожно отстранилась и виновато уставилась на него. – Но я все равно не понимаю, зачем нужно было раздевать и осматривать меня при служанках.
– Их обязанность растереть и убрать все уплотнения на месте шрамов, это важно именно для здоровья девушек. А несколько лет назад – тогда была другая массажистка – они недосмотрели, и через несколько дней после бала у моей вызванной открылся свищ. Извини за подробности. Повелители выдвинули претензии. Вот с тех пор все мы проверяем их работу с помощью простенького заклинания внутреннего зрения. А одежда, естественно, мешает. И это всего лишь обязанность лекаря, ничего больше. Чем раньше обнаружишь, тем проще убрать. Вот только я… прости…
– Прощаю. – У меня с души свалился последний камень, и Дэс это тоже почувствовал, вспыхнул признательностью, и тяжкое ощущение былой вины, исходившей от него, растаяло бесследно.
– Но вопросы все равно буду задавать.
– Про пироги? – засмеялся он счастливо.
– И про них тоже.
– Пироги пекут сейчас все, кто умеет это делать хорошо, и Диша тоже печет. И ставит в комнате Найкарта. И пока мы тебя прячем, так и будут печь. Ровно день пироги стоят в тех местах, где ты хоть что-то брала. Потом их заменяют на новые, а эти относят в информаторий, там сейчас сидят постоянно не меньше трех человек. И я тоже сижу… – Он вздохнул как-то виновато, и это мне не понравилось.