Многослойная защита, которой основной амулет и куча других, поменьше, окружали своего владельца, от ударов эвинов вспыхивала искрами и змеилась огненными молниями, но сдаваться пока не желала, и я выжидала момент, чтобы вступить в игру.
И едва Дэс, подавая условленный знак, махнул рукой, нежно сказала в спину жреца:
– Ку-ку!
Он непроизвольно дернулся в сторону, пытаясь рассмотреть меня вполуобороте, и вдруг споткнулся, зацепившись остроносым сапогом за шкуру, расстеленную возле камина. Это было абсолютно непредвиденное развитие событий. Хенна говорила, что жрец, несмотря на тучность, проворен и вынослив, и мы готовились к тому, что он будет бороться до конца с упорством тонущей крысы.
И когда я увидела, как Истихис, отчаянно размахивая руками в попытке зацепиться за кресло или стол, валится головой прямо в огромное чрево очага, не смогла удержаться и изо всей силы пнула его в обтянутый бархатными штанами зад.
Сотни острых игл одновременно вонзились в ногу, заставив ойкнуть, но оно того стоило. Пышущий жаром камин почти мгновенно сожрал все слои защиты, – в живом огне довольно природной магии, чтоб очистить любой предмет от большинства шаманских наговоров.
Тихо и разочарованно ахнула Хенна, мечтавшая получить этот амулет, кто-то ринулся ко мне на помощь, но я была быстрее. Ухватила за дергающуюся ногу и перепрыгнула в пустыню. Бросила там свой отвратительный, воняющим паленым груз, старательно пытаясь на него не смотреть, и вернулась в башню на то же место.
И сразу попала в объятия двух пар мужских рук. Найкарт и Терезис вцепились в меня, как два кота в одну мышку.
– Ты почему нарушаешь правила?! – сердито рычал напарник. – Уговорились же – ни шагу без плана!
– У тебя что-то болит? Сильно досталось? – рьяно щупал мою ногу Найк, по-моему, немного выше, чем это было необходимо.
– В пустыне бросила? – Приблизившийся Дэс одним движением брови отодвинул парней и провел ладонью в пяти сантиметрах от моей бедной ноги. – Ладно, так даже лучше. А теперь сиди за нашими спинами и не высовывайся, поняла? Ты только транспорт.
И я покорно закивала, отлично помня, что, когда глаза эрга становятся такими вот бездонно-черными, лучше не спорить и не нарываться. Для себя же лучше.
Воины тем временем под руководством Хенны устраняли в комнате следы борьбы, что было не так уж и трудно, ловить бутыли и блюда у них получалось намного лучше, чем бросать – у жреца. Если бы тот еще знал, что не только зря тратил силы на это бесполезное занятие, но и орал так пронзительно тоже напрасно! Первое заклинание, которое Дэсгард кастовал, попав в эту комнату, было пологом тишины, и находившиеся за дверью рабы не могли услышать ни слова.
Едва на столе воцарился художественный беспорядок, какой бывает посреди внезапно прерванной трапезы, мы отступили в угол между дверью и камином, и Дэсгард замахал руками, снимая тишину и вешая отвод глаз.
Тер, оставшийся стоять возле постели, пристально оглядел нас, удовлетворенно кивнул и прямо в одежде нырнул под толстую перину, заменявшую бывшему хозяину одеяло. Накрылся почти с головой и дернул за шнурок.
Я невольно затаила дыхание. Было немного страшновато, хотя эрг и предупреждал, что отвод глаз будет ставить самого мощного уровня, чтоб обмануть не только зрение, но и прочие чувства, вплоть до проверки охранными амулетами.
Слуга вбежал в комнату так стремительно, словно стоял за дверью на одной ноге. Гнева Истихиса все вокруг боялись сильнее грома.
– Что желаете, ваше святейшество?
– Отравили… – невнятно прохрипел Терезис. – Лекаря, начальника охраны, старшин отрядов… быстрей!
Слуга метнулся прочь, что-то крикнул по пути охранникам, и в комнату ворвались два избера. Мне так не терпелось их рассмотреть, что я не выдержала и немножко потеснила в сторону заслонившего меня от всех возможных врагов Дэса, несмотря на его негодующий взгляд. Ну и что? Этих взглядов я уже насмотрелась воз и маленькую тележку, а вот живого питекантропа еще не видела ни разу.
Хенна мельком обронила, что где-то далеко на юге есть большой вулканический остров, на котором живет несколько племен диких людей. Невероятно сильных и выносливых, за что они и ценятся. Время от времени туда добираются суда разбойников, устраивают побоище и увозят грудных малышей. Выращенные в неволе, эти существа преданы своим хозяевам до последнего вздоха, и забрать или переподчинить их не удастся. Поэтому все, что мне осталось, – немного понаблюдать за ними, пока они живы, и упустить этой возможности я просто не могла. Папа никогда не простил бы.
Просунув голову практически под мышкой эрга, я с восхищением и состраданием рассматривала изберов, одновременно внушительных и жалких. Роста они были небольшого, не выше полутора метров, но мощные, покрытые волосами тела и длинные, до пола, руки не оставляли никаких сомнений в их ловкости и силе. Вот только шрамы и проплешины, явно полученные на службе у жреца, да свалявшаяся, грязная шерсть говорили о том, что кости с хозяйского стола достаются им нелегко.
Едва влетев в комнату, изберы замерли и начали принюхиваться, чуть поводя головами из стороны в сторону, а потом оба ринулись не к кровати с Терезисом, как было запланировано, а к очагу. Застыли над шкурой, сунули морды в огонь и, поскуливая, снова принялись яростно обнюхивать шкуру.
Понять, что именно они там пытаются отыскать, было нетрудно. Внезапно оборвавшийся след своего хозяина, что же еще? А у нас не имелось даже малейшей заготовки, как поступить в таком случае.
Дэс осторожно и будто бы нехотя отодвинул меня в сторону, сделал шаг к изберам и что-то бросил в них, словно щепотку соли. Дикари сразу потеряли к шкуре всякий интерес, да и вообще ко всему потеряли, даже к еде, стоящей на столе по соседству. Осели на шкуру, изредка поворачиваясь к жару камина другим боком, и даже не дернулись, когда в комнату ворвались сразу четверо мужчин.